Как продавалась сталь

  В минувший понедельник истек срок действия Всеобъемлющего соглашения по стали – договора, на пять лет ограничившего доступ на американский рынок продукции российских сталеваров. Этот единственный зримый плод работы Михаила Фрадкова в правительстве стоил отрасли более $700 млн. в год.
  
  Истечение срока действия этих ограничений прошло достаточно тихо. Хотя можно было бы и отпраздновать это событие: как-никак, для того чтобы снять ограничения, которые правительства развитых стран накладывают на российские товары, наша страна в течение нескольких лет борется за право вступления во Всемирную торговую организацию. Неявно подразумевается, что в первую очередь речь идет об ограничениях на поставки российской металлопродукции в страны Евросоюза и США. Иначе чего бы главным мотором вступления России в ВТО на протяжении последних пяти лет переговоров являлся глава металлургического концерна "Северсталь" Алексей Мордашов. Одно из этих двух ограничений – на поставки в США – и приказало долго жить в понедельник. Видимо, в силу того, что наложены они были при деятельном участии нынешнего премьера, об этом предпочли не вспоминать.
  
  Впрочем, сегодня американский рынок уже не столь важен для российских металлургов, как в конце 90-х. Тогда, после кризиса осени 1997 года, подкосившего растущие экономики стран Юго-Восточной Азии, основных потребителей отечественного металла, российским сталеварам пришлось искать новые рынки сбыта.
  
  Одним из таких рынков стали США, где ни местные компании, ни традиционные импортеры не смогли составить россиянам достойную конкуренцию. После девальвации рубля осенью 1998 года себестоимость производства тонны жидкой стали в России стала просто запредельно низкой. Соответственно, ценой отечественный производитель мог "убить" на мировом рынке кого угодно и активно этим пользовался.
  
  Не имея возможности конкурировать по рыночным параметрам (в силу уникального стечения обстоятельств соперничать с россиянами тогда было не под силу никому), американские сталевары защитились с помощью административного ресурса. Начавшееся антидемпинговое расследование предельно быстро вышло на межправительственный уровень – как-никак это было первое серьезное столкновение интересов России и США на экономическом поле.
  
  Исход этого противостояния в пользу США был предрешен – опять-таки в силу уникального стечения обстоятельств. Дело в том, что пост главы правительства в тот период занимал Сергей Степашин, а министром торговли у него в кабинете работал Михаил Фрадков. Насколько был хорош этот кабинет, можно судить по тому факту, что именно ему принадлежит российский рекорд по краткосрочности работы. Однако даже и за этот период он успел отметиться подписанием Всеобъемлющего соглашения по стали, которое на пять лет закрыло рынок США для российских металлургических компаний. Судя по всему, американцы прекрасно осознавали, что второго такого шанса у них может уже и не быть, и торопили россиян что есть сил. В период, когда переговоры по соглашению выходили на финишную прямую, тогдашний вице-президент США Альберт Гор как-то побеспокоил Сергея Степашина по этому вопросу трижды за день.
  
  В результате документ был подписан. Министр торговли Михаил Фрадков охарактеризовал его как достигнутый в ходе длительных переговоров и сближения позиций сторон взвешенный компромисс, который, надо полагать, должен был удовлетворить все заинтересованные стороны.
  
  Российских металлургов, интересы которых, собственно, и представлял Фрадков, он совершенно не устраивал: они до последнего момента настаивали, что соглашение подписывать не надо.
  
  Действительно, объемы поставок металлопродукции в США до и после соглашения различаются просто радикально: более $1 млрд. в 1998 году до и $250-300 млн. (а порой и меньше) в каждый из пяти последующих лет. Фактически за пять лет действия соглашения россияне поставили на американский рынок столько же металлопродукции, сколько за один год работы без ограничений, хотя цены за эти пять лет только росли. Разумеется, соглашение было подписано "под дулом пистолета": в противном случае американцы угрожали ввести запретительные санкции. Однако для успешного разрешения такого рода проблем в правительстве и существует должность министра торговли.
  
  Можно ли считать успешным такой "компромисс", в результате которого объемы поставок сокращаются в четыре-пять раз?
  
  С точки зрения чистой, либеральной экономики, очевидно, нет. Показательно, что нынешний министр торговли Герман Греф смело ревизовал политическое наследство своего нынешнего шефа. Зам Грефа по ВТО Максим Медведков чуть ли не в начале 2004 года заявил, что Россия категорически не намерена продлевать действие соглашения. Греф и Медведков, очевидно, не боятся тех заградительных пошлин, которые так испугали пять лет назад Фрадкова со Степашиным.
  
  Но существует, вероятно, некая другая логика, которая объясняет, почему впоследствии карьера двух последних персонажей пошла в гору. Сергей Степашин, который в первые два месяца работы вне системы правоохранительных органов подарил экономике соглашение, стоившее ей сотни миллионов долларов, теперь во главе Счетной палаты исследует вопросы экономической эффективности и социальной ответственности хозяйствующих субъектов и органов управления. Министр торговли, подписавший кабальное торговое соглашение, расширил сферу своих полномочий, став главой кабинета.
  
  Игорь Иванов